явно встревожился, а взгляд у него был такой ласковый, что она чуть не бросила эту тему. Но ей все‐таки хотелось все выяснить. Она оглядела просторную квартиру, где обстановка вполне подходила для съемок в журнале, который Элинор сейчас держала в руках.
– Тебе мать квартиру обставила?
– Как ты догадалась?
– Чувствуется тот же вкус, что и в доме твоих родителей. Совсем не так, как в моем. – Последнюю фразу она проговорила очень тихо.
– Ну, маме только дай волю, – Уильям кивнул в сторону картины на стене.
Элинор посмотрела в кружку, пытаясь набраться мужества.
– Слушай, мне с тобой было очень хорошо все прошедшие месяцы, просто сказать не могу, как хорошо. Но людям твоего круга не нравится, что мы вместе.
– Людям моего круга?
Она кивнула.
– Состоятельным. Важным шишкам, как сказала бы моя мать. Я совсем не из такой семьи. – Элинор сжала кружку крепче. – Я выросла в «прострельном» доме. Ты хоть знаешь, что это?
Он покачал головой.
– Это значит, что когда ты открываешь входную дверь, то видишь весь дом насквозь до самой кухни. Одним выстрелом можно прострелить. Мой папа всю мою жизнь работал в «Ридж тул компани». Это самая крупная фабрика в округе. Когда он дослужился до оператора третьей категории, то сказал маме, чтоб уходила с работы в школьной столовой. Но долго мама без дела не сидела.
Пальцы Уильяма перестали двигаться.
– Мама решила, что я должна поступить в колледж. Печь она всегда любила, но тогда решила сделать из этого бизнес. Ночью она замешивала тесто и пекла, а днем развозила заказы. Вот так я и попала сюда, в Говард. У меня нет красивой фамилии, которая открывала бы передо мной двери. В эту дверь меня протолкнули мамины пироги и папина работа на заводе. И мои собственные занятия и старание.
– Я рад, что ты поделилась со мной частью себя настоящей. Это много для меня значит.
– Я тебе все это рассказала потому, что считаю, что Грета тебе лучше подходит.
Он фыркнул.
– Грета? С чего вдруг?
– В прошлом месяце, когда мы были у твоих родителей, она меня отвела поговорить и сказала оставить тебя в покое. Сказала, ты не моего уровня.
Он нахмурился.
– Наши с Гретой родители нас со второго класса пытаются свести.
– И?
– И ничего. Между нами нет искры. – Он отпустил ее левую ступню и взял правую. – Я ее воспринимаю скорее как кузину.
– Из тех, с которыми нежничаешь по-семейному?
– С чего ты вообще вдруг об этом заговорила?
Осторожность не позволила Элинор рассказать Уильяму, что в магазине она подслушала разговор его и Гретиной матерей.
– Ну просто если тебе полагалось встречаться с кем‐то другим, понимаешь, с кем‐то из девушек, с которыми ты вырос… – Она не договорила. У нее не было сил сказать «с кем‐то богатым, светлокожим и со связями».
Уильям помолчал.
– Малышка, меня не волнует вся эта чепуха с классами и оттенками кожи. Мне не важно, откуда ты родом. Я просто хочу быть с тобой.
Элинор прикусила губу. Когда она услышала его слова, ее накрыло волной облегчения. И все же Элинор постаралась не поддаться этому чувству – не была уверена, насколько в это можно верить.
– Элли, посмотри на меня.
Она наконец подняла голову от кружки и встретилась с ним взглядом.
– У моей семьи свои идеи и убеждения, но я никогда не жил по их команде. Я тебя люблю и хочу, чтобы мы с тобой были вместе. – Уильям опять погладил ее ногу, передвигая пальцы от пятки к лодыжке. Он впервые произнес эти слова, и от облегчения Элинор пробрала дрожь.
– Ну, это если ты чувствуешь ко мне то же самое, конечно.
– Да, то же самое, я просто не хочу, чтобы мне разбили сердце, – хрипловато сказала она.
– Никогда. – Уильям размял ей икру, добрался до колена, и вот он уже целовал ей шею, щеки, подбородок. Наконец он добрался до ее рта и впился в ее губы таким голодным поцелуем, что этот его голод докатился у Элинор до кончиков пальцев ног.
Тут надо было бы его оттолкнуть, но после попыток Роуз Прайд и Греты их развести Элинор хотелось только стать к нему ближе. Прилив гнева, который она ощутила чуть раньше, превратился в томление внизу живота.
Руки Уильяма двинулись дальше, поглаживая нежную кожу там, где сходились ее бедра, и она ахнула.
Он отодвинулся, тяжело дыша.
– Прости. Ты такая неотразимая, что я потерял контроль над собой.
Они еще никогда так далеко не заходили, но Элинор устала сдерживаться. Особенно после сегодняшнего дня. Она впилась в его губы и положила его руку обратно себе между бедрами. От нажатия его пальцев она вся дрожала, а после очередных жадных поцелуев чувствовала, что ей трудно дышать. Она так сильно хотела сделать его своим, будто была расплавленной лавой в вулкане, который вот-вот извергнется.
– По-моему, твоя спальня нам лучше подойдет, – выдохнула она.
В его угольно-черных глазах вспыхнула искра удивления, но ее быстро сменило желание.
– Ты уверена?
Она взяла его за руку, заткнула голос хорошей девочки, звучавший у нее в голове, и ответила очень просто:
– Да.
Подхватив Элинор на руки, Уильям пронес ее по коридору мимо ванной в свою спальню и положил на большую кровать. Элинор здесь еще никогда не была; в спальне везде чувствовался его бергамотовый запах.
– Мне нужно тебя видеть, малышка, – проговорил он, тяжело дыша.
Фонарь за окном лил в комнату слабый свет. Элинор села и медленно расстегнула хлопчатобумажную блузку, потом спустила ее с плеч. Уильям стоял перед кроватью и смотрел, как она нащупала застежку сзади юбки, потом спустила юбку и отбросила в темноту. Оставшись в комбинации ниже колен, отделанной кружевом, она слегка застеснялась.
– Ты невероятная. – Уильям расстегнул брюки, и те упали на пол, стукнув пряжкой ремня. Потом он лег рядом с ней и спустил лямки с ее плеч. Груди Элинор свободно скользнули ему в ладони, и он зарылся лицом между ними, вдыхая запах талька. Они прижались друг к другу, перекатываясь по кровати. Элинор казалось, что каждая пора ее тела широко раскрылась, отчаянно желая принять его, и наконец Уильям достал из прикроватного столика жестянку с надписью «Мимоза» и открыл. Внутри был презерватив.
Накрыв ее тело своим, Уильям стал двигаться очень медленно. От его нежности Элинор чувствовала себя драгоценным тюльпаном, который он боялся раздавить.
– Ты когда‐нибудь это уже делала?
Элинор закрыла глаза, притянула его голову к себе и поцеловала его.
– Я всегда буду тебя защищать, – проговорил Уильям, входя в нее глубже. –
